А.С. МАКАРЕНКО

                                ПРЕМИЯ

   1

   За городом через реку переброшен железный мост,  а потом прямая,  как
стрела,  устремилась к лесам на горизонте новая асфальтированная дорога.
Леса на  горизонте вовсе и  не  леса,  а  небольшие посадки по  сторонам
дороги. За ними снова степь, а в степи совхоз имени Х Октября. В совхозе
много построек,  и все каменные,  а самая лучшая постройка - свинарня, в
которой  работает  Евдокия  Петровна  Погорелко.   Есть  еще  в  совхозе
маленький флигель,  обсаженный кустами акации.  Там  в  одной из  комнат
сидит новый директор Семен Иванович, о деятельности которого разные люди
в совхозе выражаются по-разному. Главный бухгалтер говорит:
   - Это вам не старый директор! Этот покажет работу!
   Кладовщик вертит головой и произносит с восхищением:
   - Ох, и жмет! Ох, и жмет!
   А старый сторож Василий Нестерович и раньше никогда не восхищался,  и
теперь спокоен:
   - Новые начальники,  они всегда хорошие.  Я-то  при чем?  Пускай себе
новый, пускай себе старый.
   Евдокии Петровне Погорелко некогда выражать свое мнение о  директоре.
Она стоит перед его столом и вытирает глаза уголком старенького фартука.
Нельзя сказать,  что  она  плачет,  просто слезы сами собой появляются в
глазах.  А  глаза у  нее тоже не  молодые,  они внимательно и  доверчиво
смотрят на  нового директора Семена Ивановича,  они ожидают от директора
справедливости:
   - Пришли и взяли,  говорят:  недоразумение.  Разве ж может быть такое
недоразумение? А потом говорят: директор приказал.
   Семен Иванович,  молодой,  с  ежиком на голове,  неумело морщит лоб и
старается отвернуться.
   - Говорят:  директор сказал,  а  я  им говорю:  врете,  не может быть
такого закона -  премировали,  а  потом отнимать.  И  не  отдаю.  А  они
схватили и давай тащить. А я говорю: бандиты вы, а не товарищи. Так еще,
говорят, ответишь за оскорбление. Есть такой закон, товарищ директор?
   Семен  Иванович -  новый  директор,  и  поэтому на  его  плечах лежит
тяжелое бремя ликвидировать все  несправедливости и  беззакония,  бывшие
при  старом  директоре.   И   он  говорит  Евдокии  Петровне  спокойным,
рассудительным голосом:
   - В  том-то и дело:  закон!  Вы присвоили государственного поросенка,
это по-вашему - закон?
   - Да не присвоила я,  что вы,  батюшка?  Премировали меня,  под самое
Первое мая премировали!  Три месяца у  меня поросенок живет,  и  кормила
его, и все знали про это.
   - Кто знал?
   - Все знали, весь совхоз знал.
   - А документы где? Написано где-нибудь, что вас премировали?
   - Да где-нибудь, может, и написано! Разве я знаю?
   - Приказ где?  В приказе сказано,  что вас премировали? Не сказано, и
не знает никто.
   - Был приказ,  батюшка,  при мне,  на моих глазах приказано. Приехали
они,  директор Николай Александрович и начальник городской... тот... как
его...  Никитин товарищ, приехали, посмотрели все, и так им понравилось,
так  понравилось,  чистота какая,  и  поросята какие!  Никитин товарищ и
сказали:  премировать этого  работника  за  его  образцовую работу  этим
поросенком.  И  показали на  поросенка.  А  директор,  Николай Иванович,
засмеялись даже  и  меня  так  по  плечу,  говорят:  "Она у  нас  лучшая
ударница".
   Евдокия  Ивановна  даже  улыбнулась  директору,  рассказывая об  этом
случае накануне Первого мая.  Но  директор не улыбнулся.  Директор снова
наморщил лоб, помолчал и крикнул в другую комнату:
   - Товарищ Ракитин!
   Евдокия  Ивановна  доверчиво  оглянулась.   Вошел  Ракитин,   главный
бухгалтер,  толстый,  с глазами подслеповатыми,  недовольными.  Он сразу
догадался, в чем дело:
   - Это насчет поросенка?
   - Что здесь у вас делалось? - возмущенным голосом сказал директор и с
укоризной  посмотрел на  Ракитина.  -  Вы  знали,  что  она  премирована
поросенком?
   - Боже сохрани!  -  сказал главный бухгалтер. - Никто ничего не знал.
Когда вы были премированы?
   - Да под самое Первое мая.  Помните, еще как на митинг собирались, вы
меня еще  поздравляли,  сказали:  "Видишь,  при советской власти ударную
работу награждают!"
   - Я вас поздравлял? Бред, совершеннейший бред!
   - Как вы сказали, батюшка?
   - Бред, говорю, сон приснился!
   Чего-то не поняла Евдокия Ивановна в этих словах,  опять засмотрелась
на директора, ожидая от него справедливости.
   - Все, - сказал директор, - идите.
   - А поросенка забрать можно?
   Директор  пожал  плечами,   главный  бухгалтер  сочувственно  просиял
улыбкой, товарищеским голосом сказал Евдокии Ивановне:
   - Товарищ Погорелко!  Не  может быть  такого премирования.  Нужно акт
составить было, в приказе написать.
   - Так вы напишите,  товарищ,  написать всегда можно:  так и  так,  за
ударную работу...
   Главный бухгалтер все свои зубы показал директору, и директор ответил
ему вежливой гримасой, которая обозначала только одно: как мало понимает
Евдокия Ивановна в деле бухгалтерской законности.
   А  в  это время открылась дверь,  и целая тройка деловых,  оживленных
мужчин  ввалилась в  кабинет  директора.  Евдокия  Ивановна  отступила к
холодной печке, долго стояла, думала, и слез у нее теперь уже не было.
   Никто не  заметил,  как она вышла из кабинета и  побрела через двор к
своей свинарне.

   2

   Евдокия Ивановна живет в старенькой избе у самого въезда в совхоз.  А
рядом с  избой крытый соломой сарайчик,  и  в нем осиротевшая загородка,
где еще так недавно жил веселый,  чистенький поросенок.  Зовут поросенка
Шалуном.  Он  и  теперь живет  на  свете,  только эта  жизнь протекает в
большой,  теплой и  светлой свинарне совхоза.  Он и теперь отзывается на
свое  имя,  и  теперь  считает,  что  имеет  к  Евдокии  Ивановне особое
отношение.  Когда она подходит к станку,  он небрежно расталкивает толпу
своих  сожителей,  таких  же  четырехмесячных красавцев,  как  и  он,  и
задирает к  ней  оживленную благодарную мордочку.  Его  маленькие глазки
способны выразить очень  многое,  и  понимать их  умеет  только  Евдокия
Ивановна. Она читает в глазах Шалуна и любовь, и ребячью шутку, и память
о разных деликатесах,  которыми иногда баловала его Евдокия Ивановна. Он
напоминает ей  те  счастливые четыре месяца,  когда Шалун был не простым
поросенком,  а  премией за ударную работу,  когда она могла с  гордостью
рассказывать всем о случае накануне Первого мая, когда люди слушали этот
рассказ с интересом,  а если и завидовали немного, то зависть у них была
хорошая.   Все  хорошо  знали,  какая  замечательная  работница  Евдокия
Ивановна,  как она знает и любит свое дело, какие образцовые поросята из
месяца в  месяц выходят из ее питомника.  Все знали еще и другое:  Шалун
никогда не станет обыкновенной свиньей, которую можно зарезать и съесть,
он  всегда  будет  другом Евдокии Ивановны и  всегда будет  первомайской
премией за  ее ударную работу.  И  так было потому,  что и  сама Евдокия
Ивановна не могла иначе смотреть на Шалуна.
   Теперь стало  иначе.  Скоро Шалун перейдет в  отделение для  взрослых
свиней,  а  премией он перестал быть две недели назад.  И вставало перед
ней трудным вопросом:  были ли  в  ее  недавней жизни эти четыре месяца,
когда  она  считалась премированной ударницей и  когда  ей  все  немного
завидовали,   когда  живым  доказательством  ее   успеха  был   веселый,
чистенький Шалун?
   Евдокия Ивановна работала по-прежнему.  В  ее отделении и теперь было
что показать:  и бело-розовые животики поросят, и сухой пол в проходе, и
свежую солому в  станках,  и  тишину,  и  даже  приятный запах  во  всем
отделении.  И наверное, в бумагах было написано, а если не в бумагах, то
в  памяти людей,  что не было у  Евдокии Ивановны никаких скандалов,  ни
повальных смертей,  ни голода,  ни холода.  Все шло по-прежнему,  только
глаза у Евдокии Ивановны стали грустными, да иногда посмеивались над ней
мужчины:
   - Премировали, значит, тебя! Ха!
   В  этих словах,  может быть,  было и  сочувствие.  Не было сочувствия
только у разных начальников. Кладовщик - тот прямо говорил:
   - Нахально премию  себе  приспособила.  А  Семен  Иванович -  человек
такой: прижал моментально. 
   И завхоз чего-то радовался:
   - Не каждый может вообразить себя ударником.  Для этого постановление
нужно.
   Директор  Семен  Иванович часто  заходил  в  отделение,  одобрительно
посматривал  на  поросят,  разговаривал вежливо  и  даже  хвалил  иногда
Евдокию Ивановну, а один раз сказал с досадой:
   - Эх,  Евдокия Ивановна!  Как  же  так  можно:  получить премию и  не
оформить.  И  никто  ничего  не  знает:  ни  бухгалтер,  ни  завхоз,  ни
кладовщик, разве так можно?
   Евдокия Ивановна ничего на  это  не  ответила,  пожалуй,  лучше  было
забыть обо всем этом.

   3

   В  конце августа приехал в совхоз новый городской начальник,  товарищ
Голубченко.  Другие здорово волновались,  когда узнали о его приезде,  а
Евдокия Ивановна была спокойна,  все у  нее в  порядке,  придраться не к
чему.  В отделение зашли целой кучей:  и Голубченко, и Семен Иванович, и
главный бухгалтер, и завхоз с кладовщиком. Голубченко сказал весело:
   - Ну,  здравствуй,  хозяюшка!  Как  дела?  Евдокия  Ивановна  скромно
ответила:
   - Обыкновенно дела, живем.
   Голубченко хорошо осматривал,  зашел в каждый станок,  многих поросят
просто руками попробовал,  за  ушами  посмотрел,  за  хвостики подергал.
Сначала молчал,  а потом улыбался,  а когда дошел до конца, обернулся ко
всем и засмеялся даже:
   - Прямо скажу:  класс! Настоящая работа, квалифицированная! Гордиться
можете таким поросятником. Как вас зовут?
   - Погорелко.
   - Имя  и  отчество!  Для  таких  работников  мало  Погорелко.  Имя  и
отчество,  все должны знать,  весь совхоз!  Завхоз зашел сбоку и ответил
убежденно:
   - Так и делаем, так и делаем: Евдокия Ивановна зовут!
   - Евдокия Ивановна? Давно работаете, Евдокия Ивановна?
   - А девять лет.
   - Сколько раз премированы?
   Испугалась  Евдокия  Ивановна,   даже  побледнела,  косо  глянула  на
главного бухгалтера.  Но главный бухгалтер дрыгнул одобрительно головой,
и глаза у него сделались довольными:
   - Недавно была премирована за ударную работу поросенком.
   - Это  работа  образцово ударная.  Единственное отделение в  совхозе.
Продолжайте,  Евдокия Ивановна,  продолжайте.  Я  пришлю к вам из других
совхозов посмотреть. Покажите им...
   Уходя, Голубченко пожал руку Евдокии Ивановне и пожелал ей дальнейших
успехов.  А  когда он уехал,  директор Семен Иванович молча посмотрел на
главного бухгалтера и ушел к себе.

   4

   - Ну, - строго произнес Семен Иванович, - как вы смели врать, что она
не была премирована! Бред, говорили, сон! Немедленно составьте акт!
   Главный бухгалтер пожевал сухими губами и сказал:
   - Акт  вот у  меня.  Можете получить.  Евдокия Ивановна взяла в  руки
бумажку, посмотрела на директора внимательно и доверчиво улыбнулась:
   - Спасибо.
   - И поросенка можете сегодня взять. Сейчас же.

   5

   Через неделю Семен Иванович, когда зашел в поросятник, спросил:
   - Взяли вашего поросенка?
   - Да... пускай здесь живет. Ему и здесь хорошо.
   - Не годится,  Евдокия Ивановна,  не годится.  Раз премировали, нужно
получить.
   - А у меня бумажка есть,  Семен Иванович.  Называется "грамота". А он
пускай здесь живет. И подрос к тому же, уже перевели его.
   - Так как же... надо же получить премию.
   - Я бы вот этого маленького взяла, Семен Иванович. Вот этого.
   Семен  Иванович посмотрел на  копошащееся в  соломе розовое существо,
пожал плечом:
   - Хорошо... Я скажу.

   6

   Главный бухгалтер стоял перед столом директора и застенчиво говорил:
   - Как же она может взять маленького, если акт составлен маем месяцем,
а сейчас август месяц? Это невозможно будет провести.
   Директор встал за столом,  приблизил свой ежик к подслеповатым глазам
главного бухгалтера и прошипел:
   - Знаете что? Черт бы вас побрал! Переделайте май на август! Поняли?
   Главный бухгалтер прошептал, удаляясь:
   - Попробуем.


Сайт управляется системой uCoz