А.С.МАКАРЕНКО ЗАКОНОМЕРНАЯ НЕУДАЧА "Закономерность" Н. Вирты берешь в руки с большим интересом. Вызывают его и предыдущая удача автора, и тема нового романа. Действительно, тема чрезвычайно важная: пути врагов, их зарождение, приемы действий врага и закономерность его гибели. Тема важная, чрезвычайно важная. Художественное произведение, написанное на такую тему, должно обогащать наши познания, воспитывать нашу бдительность, заострять нашу ненависть. Н. Вирта с этой темой не справился. Он подошел к ней без достаточных знаний, без уважения к теме, без уважения к читателю. Необходимой серьезности не нашлось и у его редакторов. На протяжении 30 печатных листов изображается захолустье, а на его фоне - история группы детей из контрреволюционного стана. История эта переплетается с работой троцкистских групп, диверсантов, кулаков. Как все это изображается? Дело происходит в городе Верхнереченске, в наше, советское время. Город находится недалеко от Тамбова. "Губернский город Верхнереченск, если верить летописцу, был заложен на берегу реки Кны в семнадцатом столетии и в течение многих лет служил сторожевым пограничным пунктом великого княжества Московского". Город, заложенный в семнадцатом столетии в бассейне Волги, не мог быть пограничным пунктом, да еще великого княжества Московского, а летописцы в это время вообще не выступают свидетелями. Каков город, таковы и герои. "Евгений Игнатьевич Ховань был большой фигурой при последнем Романове". Через двадцать строчек: "Евгений Игнатьевич был неудачник. С карьерой ему не повезло, он дослужился лишь до полковничьих эполет, хотя был умнее многих генералов". В особенности глубокомысленно здесь звучат слова насчет ума генералов. И таков стиль всей книги. Авторский произвол, безмятежная неряшливость, пренебрежение к читателю. И все это без злого умысла, нечаянно, как будто и автор и редактор заигрались, как дети. Иногда эта игра вызывает снисходительную улыбку, иногда раздражение, но серьезно относиться к ней невозможно. И все-таки: игра происходит на большой литературной советской дороге. Место для игры совершенно не подходящее, и поэтому на каждом шагу происходят несчастные случаи. Вот Алексей Силыч - председатель ревкома, "небольшой, жилистый и пожилой уже человек". Он "несколько раз допрашивал Льва об отце. Лев упорно стоял на своем: он не знает, где скрывается Никита Петрович". Председатель ревкома, да еще пожилой, казалось бы, достаточно солидный персонаж, но и его привлекали "играться". И он играет. На четырех страницах Алексей Силыч буквально исповедуется перед тем самым недорослем, которого он еще недавно допрашивал. Исповедуется в довольно "душевных" тонах. "Смеяться разучился, ей-богу. И природу начал очень остро чувствовать. Сидел вот тут и мечтал о всяких, знаете, странных вещах. Например, хотел забраться на небо и посмотреть оттуда на людей. Веселое, должно быть, зрелище. Старею, вот мечты появились". Этот стареющий, и мечтающий, и болтающий предревкома в романе вообще не нужен. Просто пришла автору блажь: пусть такой предревкома играет с нами. Когда обнаруживается, что в окрестностях скрывается бандит-антоновец Сторожев, предревкома не принимает никаких мер, что-то бормочет, ему и в голову не приходит, что бандита мог спрятать тот самый Лев, которого он несколько раз допрашивал. И после этого Алексей Силыч исчезает из романа. А в конце романа снова появляется, уже в роли начальника ГПУ в Верхнереченске. Но этот новый Алексей Силыч никакого отношения не имеет к старому, это совершенно другой человек, с другим характером. Есть группа героев, которые из игры не выходят. Это дети: Виктор Ховень, Андрей Компанеец, его сестра Лена, Женя Камнева, Джонни и Коля Зарьев. С ними игра затевается серьезная и по всем правилам литературы. Описываются родители, няни, дети, условия воспитания. В этом описании автор не жалеет ни слов, ни бумаги, ни читателя. Неудачника царедворца мы уже видели. А вот Сергей Петрович Компанеец. "Он думал об одном: как бы оторвать Украину от Москвы и завести в ней европейские порядки. Когда товарищи резонно указывали ему, что украинский народ и сам может быть хозяином на своих полях и что не в отделении дело, Сергей Петрович лишь ругался, так как никаких твердых убеждений не имел". Чем не портрет? И "думал только об одном", и "убеждений не имел". И все это ни к чему. Не имеет это значения ни для самого Компанейца, ни для его детей. Просто к слову пришлось. Через десять строчек сказано, что "мечты о вызволении Украины он тотчас забыл", но и этому не верьте: на следующей странице он снова мечтает. Таких страничек, случайно подвернувшихся под руку, ненужных характеристик, лишних диалогов в романе очень много. Но главные герои все-таки иногда появляются на поверхности. Читатель встречает их во втором классе гимназии. Но уже через несколько страниц они выступают как персонажи более взрослые. Читателю трудно разобраться в их личных характерах, так как автор любит поворачивать их по первому капризу, как придет в голову. К примеру, Джонни: "Казалось, не было в гимназии мальчишки острее и изворотливее". "С теми, кто его третировал он расправлялся безжалостно. Он знал десять способов, любой из которых мог извести каждого..." Все это напечатано черным по белому, но этому не нужно верить. В любой момент автор захочет и переделает и даже сам этого не заметит: через несколько страниц Андрей отнимает у Джонни пистолет ...и ничего не происходит. "Джонни хотел было зареветь, но в разговор вмешалась Лена. - Отдай, - сказала она Джонни, - он уже намок..." И это пройдет бесследно, Джонни будет выступать с новыми чертами. Главной сюжетной линией автор хочет сделать длительную игру, организуемую Опанасом. Опанас - неряшливый во всех отношениях человек, автор относится к нему также неряшливо. На протяжении всего романа все герои относятся к Опанасу презрительно, но это не мешает ему быть руководителем этой группы молодежи. Почему? Неизвестно почему. Никаких данных у него для этого нет. На нескольких страницах в романе проносится восстание, руководимое "неудачным царедворцем" Хованем, - отголосок антоновщины. Опанас водил по городу бандитов и указывал им квартиры коммунистов. Все об этом знают. Но дело оканчивается таким диалогом: "- Опанаса выпустили, - сказал между прочим Джонни. - Откуда? - изумился Виктор. - Из тюрьмы. Кто-то донес, что он указывал бандитам дома коммунистов. Ох, и похудел же он! - И вообще стал другим, - прибавила Лена". Читатель, не верьте этому. Опанас и не похудел, и не стал другим. Это нарочно. Литературная игра. Она продолжается: "По-видимому, она (Лена) догадалась, что Виктор переживает внутреннюю борьбу между чувствами к ней и к Жене Камневой. Николай Опанас, зная обо всем этом, решил предложить ребятам новое задание". В таких невинных словах начинается новая игра в "круг вольных людей". Автор делает вид, что это игра опасная, с политическим привкусом. Но игра нигде не описывается: автору некогда. Следует новый авторский каприз: вся группа ребят увлекается драмкружком, все оказываются талантливыми актерами, и Советская власть отдает в их распоряжение городской театр. Быстро, дешево, увлекательно! Кто там еще играет в театре, автору неинтересно, да и читатель уже приучен к тому, что судьба играет человеком. Но вот выдвигаются новые силы, во всю разворачиваются "подвиги" главного героя романа - Льва Кагардэ. Эта фигура - соединение всех пороков: мститель, развратник, бандит и вор. Как сформировался этот гнусный человек - в романе не показано, хотя Н. Вирта описывает множество эпизодов детства и юности Льва. А когда Лев начинает свою контрреволюционную работу, совсем уж законспирирован внутренний мир его. За Кагардэ стоит кто-то таинственный, не разберешь - кто. Лев пропадает несколько лет за границей, не разберешь - где. К нему приезжает роковой "одноглазый". Замогильными голосами они разговаривают. А разговор такой: "- Вы сообщили, будто бы есть какие-то шансы в деревне? - Так точно! Мне кажется, в партии начинается борьба вокруг деревенских дел. Вероятно, будет принята очень суровая линия: кулаки мешают Советам. Советы стараются убрать кулаков. - Не перестреляют же они их? - У них новый термин - коллективизация". Не правда ли, любопытные враги, которые из-за границы прут через весь Союз, чтобы в Верхнереченске прослушать элементарную беседу о том, что Советы стараются убрать кулаков и что есть такой термин "коллективизация"... Показываются в романе и троцкисты. Их представляет главным образом начальник угрозыска Богданов. И Богданов и остальные троцкисты в романе очень глупы, комичны и болтливы. Богданов настолько глуп и нерасторопен, что будучи начальником угрозыска, не может найти даже помещения для подпольного собрания троцкистов и доверчиво принимает совет Льва собраться в театре. Аргументы Льва, правда, очень убедительны: от трех до шести утра в театре никого не бывает. И "доверчивые", "наивные" - по представлению автора - троцкисты устраивают подпольное собрание в театре, на виду у актеров и всего города. Эти доверчиво-глупенькие троцкисты показаны, впрочем, и с другой стороны - как бандиты, но сделано это весьма наивно. Мы прекрасно знаем, до каких бандитских и шпионских преступлений докатились троцкисты. Но ведь роман описывает событие 1927-1928 гг. Писатель должен показать здесь закономерность эволюции троцкизма, проследить те черты, которые уже тогда предопределяли эту эволюцию. По Вирта выходит, что между троцкистами 1927-1928 гг. и современным троцкизмом нет никакой разницы. Облик современных троцкистов он механически переносит в обстановку 1927-1928 гг. Вирта не показывает превращения антиленинского политического течения в беспринципную и безыйденую банду разбойников с большой дороги, наемников германской и японской фашистских разведок. Таким образом, читатель не получает представления о троцкистской контрреволюции. Неправильность показа сказывается и в деталях. Художественное произведение не имеет права оперировать заезженными средними понятиями, это право принадлежит только лубку. А вот, например, детали того же подпольного собрания троцкистов. "- Не велено пускать, - сказал один из патрульных, здоровенный детина, похожий на грузчика". "Около телефона сидел тип, столь же подозрительный, как и охранявшие вход в театр. Щека этого человека была подвязана грязной белой тряпкой. Джонни подошел к телефону. Тип загородил аппарат. - В чем дело? - спросил его Джонни. - Позвонишь завтра, - ответил тип и сплюнул. - У меня дома больные. - Не сдохнут, - ответил тип и, взяв Джонни за шиворот, выставил его из канцелярии". "Патрульные засучили рукава. Сергей Иванович посмотрел на их кулаки, в кулаках были зажаты свинчатки". Что это такое? Подпольное собрание троцкистов в 1927 г.? Кто же не узнает в этих подозрительных типах обыкновенных членов "Союза русского народа" - черносотенцев? Н. Вирта срисовал их с карикатур 1906 г.: и свинчатки и даже щека подвязана, да еще грязной тряпкой. Потом эти "дурачки" собираются в лесу, но группа подростков разгоняет их несколькими криками. Несмотря на это, "доверчивый" Богданов устраивает тайную типографию в помещении, предоставленном Л. Кагардэ. Впрочем, деятельность типографии оканчивается в опереточном жанре: печатается объявление "м о б и л и з а ц и я" - завтра представление в цирке! На базаре - паника. Автор хохочет: такой веселый этот враг и диверсант Лев Кагардэ! Конец романа наполнен громом событий. Здесь уже автор разыгрался вовсю. Ограбление кассира, покушение на убийство секретаря губкома, авария на электростанции, пожар поезда. Все это устраивается всемогущим Львом; впрочем, устраивается без особого напряжения. Чтобы ограбить кассира, Лев Кагардэ пускает в дело только что привезенного из деревни мальчика. Кассира ограбили - и мальчик снова как мальчик, милый ребенок. Совсем удалить его со страниц романа тоже нельзя: он еще пригодится для покушения на убийство секретаря губкома. Такие особенно если дождаться, когда мальчик заболеет и будет в бреду. Как это не похоже на подлинные дела троцкистских террористов! Конечно, все происки Льва Кагардэ оканчиваются пустяками. Как только начали гореть вагоны, Сергей Иванович, секретарь губкома, крикнул: - Немедленно вызвать пожарную команду! И это - все. Настоящей борьбы партии с троцкистскими прохвостами в книге нет. Все устраивается само собой. И опять множество несообразностей. Начальник ГПУ знает, каким поездом уедет из города Лев, а вот о диверсии на электростанции и о предполагаемом поджоге поезда ничего не знает. В конце романа, описывающем события 1928-1929 гг., Лев Кагардэ показан как полностью разбитый и уничтоженный враг. Все его резервы исчерпаны, все "кадры" уничтожены. Похоже ли это на реальную действительность? Всего не перескажешь. Пути верхнереченской жизни очень запутаны. Нет там только одного: нет закономерности и простого чувства меры. На некоторых страницах, в особенности в картинах деревни, ясно виден энергичный талант молодого писателя; тем более незакономерно с его стороны и со стороны его редакторов так небрежно и легкомысленно относиться к этому таланту. На этот раз хочется только небрежностью объяснить весь этот несчастный случай. Объективно же мы должны понимать: иной молодой читатель пропустит все неувязки и несуразности текста, а вот эта бесконечная картина пустой игры в контрреволюцию, перемешанной с любовными приключениями, может и запомниться. Еще опаснее та комически-пинкертоновская возня, которую автор хочет представить как работу троцкистов. Мы уже хорошо знаем, что такое троцкисты, с кем они связаны и на что они способны. В интересах повышения нашей бдительности недопустимо подменять это знание легкомысленной и безответственной выдумкой, изображающей врага народа как глупого и бестолкового чудака. Легкомысленное отношение к важнейшим и ответственейшим темам нашей жизни и борьбы, попытка подменить серьезную работу скороспелым лубком - вот что определило неудачу романа Вирты.Сайт управляется системой uCoz