А.С.МАКАРЕНКО

                            ТРИ РАЗГОВОРА

   1

   Городишко  Мирополье  стоял  на  горе.  Из  окна  вагона  он  казался
живописным:  на  зеленых  склонах  кое-где  пробивались  светло-голубые,
светло-зеленые и темно-голубые маковки церквей,  а выше всего подымалось
из зелени стройное белое здание.
   Из окна вагона казалось,  что в  тени этой зелени рядом с  притихшими
древними храмами люди  живут  уютно и  мирно,  там  пахнут ландыши,  там
свежесть листвы, одетые крапивой и цветами дорожки.
   А  осенью городок был  похож на  оперную декорацию:  золото,  парча и
торжественные багряные закаты.
   Железная дорога проходила от города в  шести километрах;  по железной
дороге  проносилась  мимо  города  жизнь.  Но  редко,  редко  кто-нибудь
направлялся от станции в  его таинственные рощи.  Чаще всего проезжал на
своей линейке Илья Иванович Пивоваров.
   Линейка у Пивоварова новая, ее крылья окрашены в розовый цвет, красил
линейку Гришка.  Гришка  всегда  держит в  руках  темно-красные вожжи  и
управляет золотистым,  могучим жеребцом,  только  потому  не  взятым  на
войну, что засекается.
   В  прошлом году  Илья  Иванович ездил в  губернский центр по  делам и
привозил оттуда целые  ящики  товаров,  за  которыми выезжал на  подводе
Гаврюшка.  Кое-что укладывали и на линейке,  - галантерею. А в этом году
Пивоваров ездит  неизвестно за  чем,  из  всех  карманов у  него  торчат
газеты, а портфельчик каким тощим уезжает, таким и приезжает.
   Пивоварову сорок лет, Гришке шестнадцать.

   2

   Ранней  весной,  когда  только  что  оделись вербы,  Гришка выехал на
станцию за хозяином.  Это было гораздо приятнее,  чем возиться в конюшне
или перекладывать в магазине ящики. Кроме того. Пивоваров был приятный и
разговорчивый хозяин,  а  Гришке только и  приходилось с ним поговорить,
что по дороге.
   Гришка учился в  школе и  умеет довольно ловко читать,  Илья Иванович
несколько раз хвалил его.  В  школе Гришка привык к мировому устройству,
даже война не  очень нарушила эту  привычку.  Была,  например,  японская
война,  тогда и убили Гришкиного отца.  А теперь тоже война,  и убили на
ней Гаврюшкиного отца, всякому своя очередь. А в Мирополье люди жили без
войны,  сеяли  жито,  гречку  и  коноплю.  Одни  были  победнее,  другие
побогаче,  но все они в представлении Гришки были миропольцами. А уже от
Мирополья во все стороны расходился белый свет.  Где-то там были города,
текли реки,  волновались моря,  Гришка о  них никогда не  думал.  Высоко
где-то царствовал царь,  а еще дальше,  за лесами,  за ветрами и тучами,
жили  разные боги и  святые угодники.  И  о  царе и  о  боге Гришка тоже
никогда не думал,  во всяком случае,  всем своим нутром чувствовал,  что
бог  и  царь Гришкой совершенно не  интересуются.  Гришка тихонько жил в
таком именно мировом устройстве, работал у Пивоварова, получал три рубля
на всем готовом. Но вот месяца полтора-два назад царя, говорят, скинули.
И  в  мировом устройстве что-то  такое  сдвинулось.  Гришке,  собственно
говоря, и дела нет никакого к этому случаю, а все-таки как-то интересно.
И хозяин об этом часто разговаривает.
   На  станции Гришка недолго ждал Илью Ивановича.  Он  вышел на площадь
веселый, румяный, даже подпрыгивал чуточку. Сел на линейку и сказал:
   - Поехали.
   Гришка чмокнул на  жеребца,  натянул вожжи:  жеребец любил  ходить на
натянутых.
   - Погоняй,  погоняй, Гришук, - сказал хозяин. - Теперь некогда молоко
возить.  Раньше мы с  тобой были обыватели,  а теперь -  граждане.  Дела
другие пошли, молоко некогда возить.
   В  город ведет старенькая мостовая.  Она  называется "замостьем".  На
замостье булыжник от  булыжника на  аршин,  а  между ними разная дрянь и
ямы.  Кованое колесо провалится в яму - даже жеребец с рыси сбивается, а
хозяин хватается за Гришку:
   - Ишь ты,  дорога называется,  черт бы ее забрал.  Правили,  сволочи,
дворцы  строили да  эполеты цепляли,  а  дорога хоть  завались.  Постой,
Гришук,  вот мы дорогу построим,  дай с немцами управиться! Я тебя тогда
на такой фаэтон посажу, во! Перышко в шапочку, а в руках не две вожжи, а
четыре,  пара  совсем  другое дело!  Гришка представляет себе  и  парный
фаэтон, и красивую шапку, и двух жеребцов в запряжке, а хорошую мостовую
не может представить,  -  не видал никогда и вообще предпочитает мягкую,
раздольную  накатанную  ширину  полтавского шляха,  который  выходит  из
города с другой стороны и по которому ездят в Завирье.
   - Пара,  конечно,  лучше,  - говорит он. - А кто теперь будет заместо
царя?
   - Народ будет, вот кто!
   - А народу много.
   - Ну, вот и хорошо, что много. Из двух человек один дурак, а другой с
роду так. А со всего народу умного легче сыскать. Найдется кому.
   Илья Иванович кивает на просторно разместившиеся хаты,  стоящие внизу
по сторонам высокого замостья, прикрытые вербами:
   - Ишь живут!  Соломенная жизнь! Привыкли и живут. На крыше солома, на
воротах солома,  на плетнях солома,  на соломе спит,  и в голове,  кроме
соломы,  ничего и нету.  Другие государства все тебе делают:  и часы,  и
очки,  и коверкот разный,  и Манчестер,  а у нас только солому умеют.  А
здесь  построить нужно фабрику,  например,  сукно делать.  Сколько людей
кормиться будет!  Дело можно какое развернуть!  Вот тогда мы  с  тобой и
автомобиль купим!
   - Это какой же?  -  спрашивает Гришка,  немного пугаясь такой будущей
сложности.
   - О! Это, брат, чудо такое: без лошадей едет!
   - Как поезд?
   - Куда там поезд годится!
   Гришка  дальше не  расспрашивает.  Ему  все  равно,  на  чем  ездить,
главное, чтоб харчи были хорошие, а то в последнее время с харчами плохо
стало, и хозяин говорит: довели Россию.

   3

   Уже яблоки и арбузы поспели, когда снова выехал Гришка за хозяином на
станцию.  Илья Иванович вышел на площадь сердитый и даже "здравствуй" не
ответил.  Сел на линейку и  сразу в  зубах заковырял спичкой.  И  так до
самого моста возился с  зубами.  И только когда переехали мост,  спросил
неласково:
   - Ну,   пролетарий,   был   на   этом  собрании?   Как   там   эти...
выздоравливающие?
   Гришке  почему-то  не  хочется рассказывать о  собрании,  он  вежливо
чмокает на коня и отвечает между чмоканьем:
   - Был.
   - Солдаты разорялись?
   - Как вы говорите?
   - Солдаты были ораторы?
   Гришка начинает вспоминать подробности собрания,  и  к  нему приходит
охота говорить:
   - Солдаты больше говорили,  а  еще один из  Благодухова,  здорово так
говорил...
   - Хе! Здорово, говоришь?
   - Здорово говорил!
   - А солдатня радовалась?
   - Там не только солдаты. Всем понравилось.
   - Понравилось? И тебе, значит, понравилось? Гришка повернул к хозяину
улыбающееся лицо.  Из-под  растрепанного козырька глянули на  Пивоварова
довольные, ясные глаза:
   - Понравилось, а как же? Здорово понравилось!
   - Хе! А что ж тебе, например, понравилось?
   - Да все.
   Гришка  оперся  черной ладонью на  подушку линейки,  и  жеребец сразу
понял, что можно идти шагом.
   - И как это, чтобы войну кончать, потому что, говорит, довольно кровь
проливали за их, сволочей.
   - За сволочей?
   - Так и  сказал:  за  сволочей,  за буржуев,  значит.  Довольно кровь
проливать. И власть советам!
   - О!
   - Ага.  Советы,  сказал,  должны быть для трудящихся.  Кто трудится и
работает. А кто не работает, того, говорит, к чертовой матери выкинуть.
   - Действительно! Выкинуть! Разумный народ!
   - Да,  он разумный,  -  подтвердил весело Гришка.  -  Такой разумный!
Прямо все хлопали и хлопали!
   - А солдаты что?
   - Солдаты больше всех хлопали.  А  он еще про одного говорил:  Ленин,
есть такой, и тогда здорово хлопали.
   - И ты хлопал?
   - Ага.
   - А чего ж тебе хлопать, позволь спросить?
   - А как же? А я что ж? Тоже... что ж... работаю.
   - Да  ведь ты Ленина не видел?  Какой это такой,  скажи,  пожалуйста,
Ленин, тебе какое дело?
   Гришка похлопал рукой по  подушке,  а  на  лице все то  же  довольное
выражение.
   - Ленин за всех трудящихся.
   - Дурак  ты,   Гришка!  Он  за  тебя  беспокоится?  Где  он  за  тебя
беспокоится? За тебя я беспокоюсь. Вон башмаки тебе купил? Купил. Деньги
тебе плачу?  Плачу.  Кормлю тебя?  Кормлю.  А ты говоришь: Ленин! Где ж?
Пускай он тебе картуз купит, скажем...
   Гришка поднял глаза на  Пивоварова.  В  серых его  зрачках отразились
вербы, небо, какая-то радость и какое-то удивление.
   - Спасибо вам, это я не говорю. А только он за всех.
   - Вот тебе и спасибо. А ему за что спасибо сказать?
   - А  тот у Благодухова все объяснил:  вся власть советам!  Буржуев по
шапке,  сами будете жить,  без буржуев.  А  там в Петрограде сидит самый
главный,  Керенский  по  фамилии,  ой  и  вредный.  Ему  все  воевать  и
воевать... Кровь проливать.
   - Значит, ты мой магазин заберешь? Хозяином станешь?
   Гришка удивленно воззрился на хозяина:
   - Да что вы,  Илья Иванович!  Зачем ваш магазин.  Это против буржуев.
Где Ленин, а где магазин.
   Гришкины глаза погасли,  он сердито глянул на жеребца:  с какой стати
шагом плетется и голову даже повесил!
   - Но! Задумался!
   Ехали молча до второго моста. И тут Гришка спросил:
   - А вы видали большевиков? Хоть одного видали? 
   Пивоваров ответил неохотно:
   - Вот добра нашел смотреть! Большевики!
   - Интересно посмотреть, какие.
   - Подумаешь!
   Гришка  почуял что-то  неприятное в  ответах Пивоварова.  И  вообще с
некоторого времени хозяин ему меньше нравился:  не  такой веселый и  все
больше спрашивает,  а  сам  мало говорит.  Но  сегодня,  пожалуй,  он  и
повеселится.  У  Гришки приготовлены для него городские новости.  Может,
это и не такие важные вещи, как политика, а все-таки интересно.
   - А  вчера Воротиловка горела!  Куда тебе зарево!  Ни одной звезды не
видно!
   - Воротиловка? - быстро спросил Пивоваров.
   - Всю ночь горела! Ой, и здорово ж горела!
   - Воротиловка?
   - Ага. Мы с Гаврюшкой бегали.
   - Много хат сгорело?
   - Зачем хаты? Хаты все целые. Панский дом горел.
   - Подожди. Шагом. Как ты говоришь?
   - Я говорю: панский дом. Хорошо горел!
   - Да что такое?
   - И солома, и конюшня, и клуни. Все начисто!
   - Ай-ай-ай! - задохнулся Пивоваров. - Лошади там такие замечательные!
Сгорели?
   - Нет!  Зачем?  Лошади нет!  Лошадей мужики развели. Лошади у мужиков
теперь.  И машины.  И так еще...  Организованно! Все в порядке. Ха! Наша
пожарная приехала, а они говорят: чего приехали? Пускай горит!
   - Ай-ай-ай!
   - А  чего?  -  оглянулся Гришка.  -  Мужики сказали:  удрали в город,
пускай там и сидят,  и им спокойнее, и нам без хлопот. Так они и поехали
обратно. Не тушили.
   - Куда ж они поехали?
   - А в свою пожарную и поехали. Куда ж?
   - Да нет! Восковы!
   - А,  господа? Господа в город поехали. Куда ж им ехать? Ха! Да они и
не поехали вовсе...
   - Что ты говоришь?
   - Куда там ехать?  Сам Восков, говорят, в одной рубашке удрал. Ребята
воротиловские говорят:  он  всегда  без  подштанников спать  ложился,  у
панов, будто, всегда так. Правда это?
   - Что?
   - Да  вот,  что паны без подштанников спать идут?  Другое бы  дело от
бедности, а то чего?
   - Да брось ты... подштанники... А Ирина Павловна?
   - Это барыня? Все целы! Они, как выскочили, так прямо в жито. А потом
и пошли. Пешком.
   Пивоваров почему-то до самого дома не сказал больше ни слова.  Гришка
чмокал,  чмокал на жеребца,  то натягивал вожжи,  то отпускал, несколько
раз  оглянулся,  непривычно для  него  было  это  молчание.  Расстроился
хозяин, видно, а может что-нибудь другое.
   - А  лошади не  сгорели,  -  сказал Гришка,  рассматривая придорожные
плетни. - Все в порядке. Коровы, лошади, все, как следует...
   Но Пивоваров и на это ничего не сказал. Гришка тоже заскучал. А потом
сказал нехотя:
   - И барыня, и дочка. Все в порядке!

   4

   На вербах уже ничего не осталось,  а на замостье серая жижа закрыла и
булыжники и ямы. Жеребец шел злой, шатался на ямах, спотыкался.
   В  городе возле управы стояла полусотня солдат.  Откуда они взялись и
для  чего  торчали в  городе,  никто не  знал.  Говорили,  что  из  этой
полусотни будет  сделан новый какой-то  полк.  Правда или  неправда это,
никто не  знал,  а  казаки гуляли по улицам,  ухаживали за девчатами,  о
войне у  них  и  разговору не  было.  Едучи на  станцию,  Гришка думал о
казаках,  он не прочь был тоже сесть на коня и  надеть черкеску.  Но это
было не самое главное.
   Самое главное было другое: в Петрограде Ленин-таки выгнал Керенского,
довольно ему воевать.  Пивоваров,  как услышал об этом,  так и полетел в
губернию.  А  чего ему  лететь,  если и  так  все  напечатано в  газетах
подробно?
   На   станционной  площади   насчитал  человек  двадцать  из   команды
выздоравливающих. Они гуляли по площади, заглядывали на пути, собирались
по  три,  по  четыре,  болтали.  С  ними было несколько своих парней,  -
миропольских.  Гришка  часа  четыре  ожидал хозяина,  привязал жеребца к
столбику,  прислушивался и присматривался к солдатам.  Все понимали, что
сейчас должны приехать большевики.
   Самый знакомый Власов.  Подбородок у него маленький,  тонкий, а скулы
широкие,  усики.  Власов  гуляет в  старенькой шинельке,  руки  греет  в
карманах и посматривает на город:
   - Вот постой,  привезут мне сейчас того-сего.  Хоть и не мой город, а
поддам кой-кому коленом.
   - А чего привезут? Чего привезут? - пристал к нему Гришка.
   Власов задвинул руки в карманы по самые локти и смеется:
   - Чего привезут? Пуки-туки-буки! Образца девяносто пятого года.
   - Это ружья?
   - Не ружья, деточка, не ружья, - винтовки! Да ты помалкивай.
   - Большевики привезут?
   - Вот любопытный! Ну, а кто ж, меньшевики, что ли? Догадываться надо.
   - А скоро привезут?
   - Чего?
   - Да эти...
   - Ох, и дурной же ты! Чего? Несознательный какой!
   - Да чего я несознательный?
   - Дубина просто!  Ты ж видишь,  что я с голыми руками. И другие. Чего
ты орешь? Погулять выйти нельзя на станцию, так сейчас и пристанут.
   Подошел пассажирский.  Солдаты бросились к вагонам, но оказалось, что
большевики не приехали. Гришке так стало досадно, как никогда в жизни не
было. Солдаты собирались у входа и тихонько скучали. Но прибежал Власов,
зашептал:
   - Идет следом поезд!  На Благодухов.  И  трехдюймовка с  ними.  Минут
через двадцать будет. А ты чего здесь? Ох, и парень же любопытный!
   - Какой это?
   - Да вот этот, пивоваровский! Вон, бери своего хозяина!
   Пивоваров вышел сам не  свой,  на  Гришку и  не посмотрел.  Подошел к
линейке и не садится, а стоит и смотрит куда-то, руку положил на крыло и
пальцами постукивает. Гришка сидит на линейке, ожидает.
   Хозяин вздохнул и полез-таки на линейку. Поехали.
   - Что в городе?
   - А что в городе?
   - Не понимаешь, что ли?
   - Да и не понимаю...
   - Казаки в городе?
   - Большое дело - казаки! Пока в городе.
   - Как это ты разговариваешь? 
   Гришка опустил глаза, потрогал кнутовищем сапог, промолчал.
   - Большевики, говорят, приезжают?
   - А что ж?
   - Что ж, что ж! Погоняй, чего плетешься?
   Гришка ничего не сказал и  погонять не стал,  куда там погонять?  Все
равно ямы.
   Так и ехали молча до самого моста.  А только вздернулись на мост, как
оглушительно гакнуло сзади и пошло громом по свету.
   Пивоваров ухватил Гришку за плечи:
   - Что такое? Господи!
   Гришка не успел ответить:  оглушительно зазвенело впереди и вспыхнуло
в небе белым облачком.  Хозяин соскочил с линейки и смотрит на Гришку, а
губы дрожат. И жеребец дрожит, ткнулся мордой в перила.
   - Гриша! Что такое?
   А всмотрелся в Гришу,  еще больше испугался: в серых глазах Гришки не
отражается сейчас небо,  они холодно смотрят на хозяина и  улыбаются без
шутки.
   - Приехали, хозяин!
   - Куда приехали? - в суматохе оглянулся Пивоваров.
   - К нам,  в город,  большевики приехали!  И в подтверждение этих слов
снова взорвался мир,  и  снова белым облачком резкий звон  разошелся над
городом.
   Пивоваров бросился к  линейке,  споткнулся,  на четвереньках взлез на
сиденье.
   - Гони!  Гриша,  гони!  Господи!  Взволнованный жеребец  загремел  по
мосту.
   - Да куда ж мы едем? На смерть, что ли? Сворачивай сюда! Сворачивай в
этот двор... 
   Гришка потянул правую,  линейка чуть не опрокинулась. Круто скатились
с  замостья и влетели в безворотный двор.  В дверях хаты стоял мужик,  и
возле него бабка крестилась часто.
   - Трехдюймовкой бьют...
   - Я у вас подожду.
   - Ну, а как же!
   По  дороге два солдата.  Они быстро шли под плетнями и  всматривались
вперед. Гришка выбежал из двора.
   - Куда ты,  черт!  -  закричал Пивоваров. Гришка глянул: под плетнями
шли все двадцать: у каждого винтовка, а у некоторых и две.
   - Власов!
   - А! Любопытный! Возьми вон у него!
   - Кого?
   - Кого, дурень! Кого! Пуки-туки возьми!
   - Да ну!?  - Гришка присел, может быть, от удивления, может быть, для
того, чтобы лучше прыгнуть к винтовке.
   - Ты что, сдурел?
   - Дай ему, дай! Свой человек.
   Гришка ухватил винтовку,  сжал в руках перед собой.  Его глаза теперь
пылали серым, но страшно горячим огнем.
   - Власов, а где большевики?
   - Ну, и глупый ты парень, просто непостижимо! Где большевики! Да ты ж
и  есть большевик,  дурья твоя башка.  Да довольно тебе болтать,  в  бой
идем!
   Гришка только один раз ошеломленно хлопнул глазами и  взял винтовку в
правую руку, как и все.
   - Гришка! Куда ж ты, сукин сын! Куда?
   Гришка оглянулся. Как это он забыл про хозяина?
   - Илья Иваныч!  Да ты ж и есть самый буржуй!  Но Власов в этот момент
треснул его между лопатками:
   - Долго я тебя учить буду? Баран деревенский! Вперед!
   Гришка громко и радостно вздохнул и... пошел вперед.


Сайт управляется системой uCoz