А.С.МАКАРЕНКО

   ПЕДАГОГИ ПОЖИМАЮТ ПЛЕЧАМИ*

   Педагоги -  самые уважаемые работники у нас в Союзе. Задача педагогов
самая почетная -  создавать людские кадры для всех отраслей нашей жизни.
Нашей педагогикой, советской педагогикой, мы уже можем гордиться.
   И   все-таки  пожимали  плечами  по   поводу  работы  нашей  коммуны,
представьте себе, педагоги!
   Пожимали  плечами  не  все  педагоги.  О,  нет!  В  подавляющем своем
большинстве это  народ  смелый,  чуткий,  интересующийся всяким  хорошим
почином.  В  таком же подавляющем большинстве это народ героический,  во
всяком  случае  работу  он  проделывает трудную  и  большую,  и  поэтому
пожимать плечами по случаю нашего хорошего дела они никогда бы не стали.
   Пожимала плечами небольшая кучка,  самая маленькая. Эта кучка обитает
на Олимпе. Эта кучка состоит из людей, которые, может быть, не воспитали
ни  одного живого,  даже собственного ребенка,  но которые зато сочинили
много педагогических принципов.
   Практика невозможна без  теории,  теория невозможна без практики.  Но
пожимавшие  плечами   педагоги  на   существующую  практику  смотрели  с
презрением и  осуждением,  и поэтому старались завести свою собственную,
так  сказать,  клиническую практику.  С  другой стороны,  и  презираемая
педагогическая практика волей-неволей должна была теоретизировать как-то
свой опыт и выводы,  должна была, таким образом, создаваться особая, так
сказать, партизанская теория. И недаром ЦК партии пришлось взять на себя
и теоретическую и практическую заботу о нашем деле*.
   У  нас в  теории дошло,  например,  до того,  что,  с  одной стороны,
отрицали  всякую  биологическую предрасположенность    моральной  сферы,
считали,  что все от среды и воспитания и одновременно с этим,  с другой
стороны,  все  воспитание  человека  хотели  подпереть  рефлексологией и
рассчитывали дать  нового  человека исключительно на  основании изучения
условных  рефлексов.   У  одного  из  подобных  теоретиков,   коллектив,
например,  определяется так:  "Коллектив есть  группа  взаимодействующих
лиц,  совокупно  реагирующих нa  те  или     иные  раздражения".     Для
всякого       непредубежденного   человека    очевидно,    что       это
определение    коллектива    лягушек,  обезьян, моллюсков, полипов, кого
хотите, но только не коллектива людей.
   Но  и  практика не  всегда  была  лучше.  Пролетарская педагогическая
установка  с  боями  прокладывала  себе  дорогу,  пробивалась  в  жизнь,
откликаясь на живые требования и потребности нашей промышленности, нашей
новой  культуры.  Разве  не  характерно,  что  лучшей  школой воспитания
является комсомол,  производство, армия? Здесь пролегают пути подлинного
классового воспитания,-  здесь и  в школе;  так были созданы фабзавучи и
рабфаки,  многочисленные и  разнообразные  курсы.  Здесь  дело  делалось
самыми   быстрыми   темпами,   часто   без   специально   разработанного
теоретического фундамента,  без практических кадров,  ощупью, со многими
ошибками, но спасали классовое чутье и живые требования жизни.
   Но в области собственно воспитания не было такой сильной живой струи.
Кроме того,  воспитательная область, так сказать, нежнее и неуловимее. А
в  нашей  рабочей,  комсомольской и  партийной  интеллигенции много  еще
существует воспитательных предрассудков,  на  веру воспринятых от старой
педагогической теории  и  просто от  бродячей интеллигентской мысли,  от
литературных образов и идеалов.  Путь нового ленинского воспитания, путь
воспитания коммунистического-  это  путь  напряженной борьбы со  многими
врагами.  Враги эти: осколки старой российско-интеллигентской идеологии,
сильные толщи  буржуазного индивидуализма.  Эти  враги  на  каждом  шагу
окружали   нас,   новых   работников  просвещения,   хотящих   воплотить
требования,  предъявленные к  нам  нашей  эпохой и  революцией в  живом,
настоящем деле...
   Сейчас коммуна победоносно закончила пятилетие. Теперь нужно говорить
о  принципах нашего воспитательного опыта.  Это именно те  принципы,  по
поводу которых были пожимания плечами.
   В  1927 г.  мы явились перед педагогическим Олимпом со своим скромным
идеалом культурного советского рабочего. Нам ответили:
   -  Культурного рабочего?.. А как? Самое главное: как?
   Мы  изложили свои взгляды на педагогическую технику,  которую уже нам
удалось  испробовать в  одном  из  медвежьих углов,  далеком от  больших
педагогических дорог.
   Мы желаем воспитать культурного советского рабочего*.  Следовательно,
мы должны дать ему образование,  желательно среднее,  мы должны дать ему
квалификацию, мы должны его дисциплинировать, он должен быть политически
развитым и преданным членом рабочего класса,  комсомольцем, большевиком.
Мы должны воспитать у него чувства долга и понятие чести,  иначе говоря,
он должен ощущать достоинство свое и  своего класса и  гордиться им,  он
должен  ощущать  свои  обязательства  перед  классом.  Он  должен  уметь
подчиняться товарищу и должен уметь приказать товарищу.  Он должен уметь
быть вежливым,  суровым,  добрым и беспощадным -в зависимости от условий
его жизни и  борьбы.  Он  должен быть активным организатором.  Он должен
быть настойчив и  закален,  он должен владеть собой и  влиять на других;
если его накажет коллектив,  он должен уважать и  коллектив и наказание.
Он  должен  быть  веселым,  бодрым,  подтянутым,  способным  бороться  и
строить,  способным жить и любить жизнь, он должен быть счастлив И таким
он должен быть не только в будущем, но н в каждый свой нынешний день.
   Олимпийцы ужаснулись:
   -  Наказание? Наказание воспитывает раба!
   -  Долг - буржуазная категория!
   -  Честь - офицерская привилегия!! - Это - не советское воспитание!!!
   Это происходило действительно так:  у нас сохранился стенографический
отчет.
   Мы работали пять лет. Вместе с нами не работали педагоги Олимпа, но с
нами  работали  коммунары-дзержинцы.   Они   делали  стулья,   арматуру,
сверлилки,  новую свою жизнь,  нового человека,-  и они еще делали новую
советскую педагогику.  На нашем небольшом участке мы были не в состоянии
сделать много, и с нашим небольшим "участковым" опытом нас не пускали на
страницы педагогических журналов.  Но  то,  что  мы  сделали,  -  уже не
страница журнала.
   Коммуна  им.  Дзержинского  за  пятилетие  отточила  свои  методы  до
достаточной  точности.   Только   еще   небольшие  остатки  идеализма  и
индивидуалистической педагогики до сих пор отравляют наше торжество.  Но
и с ними мы рассчитываем справиться в кратчайшее время.
   Коммуна  им.  Дзержинского  не  знает  пропасти  между  умственным  и
физическим трудом.  Рабфак машиностроительного института подводит нашего
коммунара непосредственно к  втузу,  но  он  входит  в  него  не  только
подготовленным студентом - он уже и мастер высокой квалификации.
   Поэтому вступление во втуз для коммунара может быть и необязательным.
Уже     сейчас    на     коммунарском    заводе    работает    несколько
инструкторов-коммунаров,   путь   которых,   очевидно,   путь   младшего
комсостава  промышленности.   Давая   коммунарам  высокую  квалификацию,
связанную со средним образованием,  мы в то же время сообщаем ему многие
и  разнообразные качества хозяина   и  организатора.  Нужно  побывать на
коммунарском  общем   собрании,   чтобы  в   этом   убедиться.   Вопросы
промфинплана,  технологического процесса,  снабжения,  работы  отдельных
деталей,  приспособлений,  рационализации и  контроля норм  и  расценок,
штатов  и  качества  персонала  ежедневно  проходят  перед  коммунарами,
проходят не как перед зрителями, а как перед распорядителями, которые не
могут отмахнуться ни от какого вопроса,  иначе их дело на другой же день
начнет давать перебои.  В решении этих вопросов для коммунаров находится
прежде всего место приложения их общественной энергии, но это не энергия
людей,  отказывающихся от личной жизни,  это не жертва подвижников,  это
разумная общественная деятельность людей,  понимающих,  что общественный
интерес это есть и интерес личный.
   В  этой общей установке,  подчеркнутой во  многих деталях нашего дела
(например в сдельной зарплате),     мы находим   все точки отправления и
для принципов нашей педагогической техники. В чем эти принципы?
   Прежде   всего,   отстраняя  воспитательную  работу   специально  над
отдельным  лицом,   над  пресловутым  "ребенком",   составляющим  заботу
педагогики,  мы  усложняем  воздействие на  личность.  Мы  считаем,  что
влияние отдельной личности на  отдельную личность есть  фактор  узкий  и
ограниченный. Объектом нашего воспитания мы считаем целый коллектив и по
адресу  коллектива направляем организованное педагогическое влияние.  Мы
при  этом  уверены,  что  самой  реальной формой  работы по  отношению к
личности  является  удержание личности в  коллективе,  такое  удержание,
чтобы эта  личность считала,  что она в  коллективе находится по  своему
желанию -  добровольно, и, во-вторых, чтобы коллектив добровольно вмещал
эту личность.  Коллектив является воспитателем личности...  Это вовсе не
значит,  что  мы,  педагоги и  вообще  взрослые руководители коллектива,
стоим в стороне и только наблюдаем. Как раз нам приходится каждую минуту
мобилизовать нашу мысль и  опыт,  наш такт и  волю,  чтобы разобраться в
многообразных проявлениях, желаниях, стремлениях коллектива и помочь ему
советом,  влиянием,  мнением,  а  иногда даже и  нашей волей.  Это очень
сложный комплекс рабочих напряжений.  Но как бы много мы ни работали, мы
никогда не  можем  стать педагогическими авгурами*,   изрекающими законы
воспитания.  Законы эти  вытекают из  общей жизни Советского Союза и,  в
частности,  из  жизни нашего коллектива,  и  они настолько сами по  себе
убедительны, что мудрить над ними нам уже не может быть дано.
   Таким образом, педагогическая установка коммуны в общем формулируется
так:  создание  правильного  коллектива,  создание  правильного  влияния
коллектива на личность...
   Разрешая вопрос жизни коллектива, мы не можем рассматривать коллектив
как  "группу  взаимодействующих и  совокупно реагирующих индивидов".  Мы
видим не "совокупность" и  не отвлеченный коллектив,  а конкретный живой
коллектив мальчиков и  девочек  -  часть  советского рабочего общества в
эпоху  строительства социализма,  классовой борьбы  и  перехода нашего к
бесклассовому обществу.  И  мы  видим  прежде  всего,  что  наш  детский
коллектив решительно не  хочет жить  подготовительной жизнью к  какой-то
будущей жизни, он не хочет быть явлением только педагогическим, он хочет
быть  полноправным явлением  общественной жизни,  как  и  каждый  другой
коллектив. Отдельные члены коллектива не рассматривают себя как "зародыш
будущих личностей".  Естественно и  нам  стать  на  такую точку зрения и
считать   наших   воспитанников   полноправными   гражданами   советских
республик.  Как  полноправные граждане они  имеют  право  на  участие  в
общественном труде -  по своим силам.  Они и участвуют, и участвуют не в
педагогическом порядке,  а  в  рабочем,  т.  е.  не  портят материал,  а
производят нужные вещи  не из идеалистических соображений альтруизма*  и
нестяжания,  а  из стремления к заработку и своего,  и коллектива,  и за
свою  работу  они  отвечают по  всей  строгости производства -  отвечают
прежде всего перед коллективом, который является поглотителем и частного
вреда и частной пользы.
   Из  этого основного нашего взгляда на детский коллектив проистекают и
все  наши  методы.  Мы  даем детскому или  юношескому коллективу рабфак,
завод,  инженеров,  промфинплан,  зарплату,  обязанности, работу и право
ответственности. А это значит - даем дисциплину.
   Пожимающие плечами "олимпийцы" могут  много говорить о  необходимости
дисциплины,  могут с  радостью наблюдать уже  готовую дисциплину и  даже
умиляться  по  поводу  ее  красот,  но  совершенно не  в  состоянии  без
истошного крика наблюдать процесс дисциплинирования. Дзержинцы же ничего
особенного в самой дисциплине не видят,  по их мнению это естественное и
необходимое состояние каждого коллектива.  В  самом факте дисциплины нет
для  них никакой проблемы.  Они видят только процесс дисциплинирования и
считают, что проблема именно в этом процессе.
   Если коммунар не убрал станок и  он покрылся ржавчиной,  коммунарское
собрание,   пожалуй,  даже  не  подумает  о  том,  что  виновника  нужно
дисциплинировать, но все будут говорить и кричать:
   - Ты  испортил станок,  понимаешь?  Ты  знаешь,  сколько станок  этот
стоит?  А  что  завтра будем делать,  если из-за  тебя не  хватит детали
пятнадцатой? На тебя будем смотреть, - какой красивый, да?
   И  вовсе  не  решая проблемы наказания,  а  только оберегая заводское
оборудование, как общий коллективный интерес, такого коммунара снимут со
станка и поставят на простую работу.
   Это,  может быть,  и жестоко, но эта жестокость необходимая. И только
потому, что коллектив от нее не отказывается, нам почти не приходится ее
применять.
   Точно так же  в  коммуне почти не  бывает воровства,  потому что всем
хорошо известен закон коммуны:  украсть нельзя, за кражу можно в полчаса
очутиться  за  бортом  коммуны.   Для  коммуны  это  вовсе  не  проблема
воспитания личности,  это проблемы жизни каждого коллектива и иначе жить
коллектив не может.  Педагогические теории,  доказывающие,  что хулигана
нельзя выгнать в  коридор,  а вора нельзя выгнать из коммуны ("вы должны
его исправлять,  а  не выгонять") -  это разглагольствования буржуазного
индивидуализма,  привыкшего к  драмам  и  "переживаниям" личности  и  не
видящего,  как  из-за  этого  гибнут сотни  коллективов,  как  будто эти
коллективы не состоят из тех же личностей.
   Коммуна    им.    Дзержинского   запрещает    воровство    совершенно
категорически,  и каждая личность это хорошо знает и не станет рисковать
ни интересами коллектива,  ни своими собственными. Поэтому коммуне почти
'не  бывает воровства,  во  всяком случае,  за  воровство у  нас  уже не
наказывают. Если случай воровства происходит с новичком, еще неспособным
ощущать интересы коллектива,  как  свои собственные,  новенькому скажут:
"Смотри,  чтобы это было в последний раз". А если воровство случится еще
раз, коллектив обязательно поставит вопрос об увольнении.
   Эта суровость есть самая большая гуманность, какую можно предъявить к
человеку.  Эта  проблема решается с  арифметической точностью.  Оставить
вора в коллективе - это значит обязательно развить воровство, это значит
во  много  раз  увеличить случаи краж,  увеличить бесконечные конфликты,
связанные с  подозрениями невинных товарищей,  это значит заставить всех
членов  коллектива запирать свои  вещи  и  подозрительно посматривать на
соседа, это значит уничтожить свободу в коллективе, не говоря уже о том,
что это означает еще и растаскивание материальных ценностей.
   Насколько падает и разлагается коллектив при узаконенном и допущенном
воровстве,  настолько он  крепнет в  другом  случае,  крепнет только  от
одного общего переживания силы  коллектива и  его  права.  Тот  мальчик,
который хоть один раз  голосовал за  изгнание товарища за  воровство,  с
большим трудом сам идет на  воровство.  Обращаем внимание и  еще на одно
обстоятельство:  те,  кого коллектив выбросил из своих рядов, испытывают
чрезвычайно  могучую   моральную  встряску.   Обыкновенно  коллектив  не
выгоняет в буквальном смысле слова на улицу, а отправляет в коллектор. И
мы  знаем  очень  много  случаев,   когда  такой   изгой*    приходил  к
положительным установкам в  вопросах  социальной нормы.  Бывали  случаи,
когда он вторично присылался в  коммуну и  уже навсегда забывал с  своем
воровском опыте.
   Категорическое  требование  коллектива  применяется  не   только   по
отношению  к   воровству.   В   коммуне   им.   Дзержинского  такое   же
категорическое требование предъявляется и к выпивке, и к картежной игре.
За выпивку - безусловное изгнание. И именно поэтому, несмотря на то, что
в  коммуне есть много ребят 18  и  19 лет,  что большинство из них имеет
довольно  большие  карманные  деньги,   коммунары  никогда  не   пьют  и
чрезвычайно нетерпимо относятся к пьянству взрослых.
   Такая  дисциплина вытекает  как  осознанная необходимость из  условий
всей жизни коллектива,  из того основного принципа,  что коллектив детей
не готовится к  будущей жизни,  а  уже живет.  В каждом отдельном случае
нарушения дисциплины коллектив только защищает свои интересы. Эта логика
совершенно недоступна пониманию "олимпийцев" и  вызывает  с  их  стороны
наибольший протест.  А  между тем эта логика больше направлена в  защиту
интересов личности,  чем всякая другая. Защищая коллектив во всех точках
его соприкосновения с эгоизмом личности,  коллектив тем самым защищает и
каждую личность и  обеспечивает для  нее  наиболее благоприятные условия
развития.   Требования  коллектива  являются   воспитывающими,   главным
образом,  по отношению к тем, кто участвует в требовании. Здесь личность
выступает в  новой позиции воспитания -  она  не  объект воспитательного
влияния,  а его носитель -  субъект, но субъектом она становится, только
выражая интересы всего коллектива.
   Это замечательно выгодная педагогическая конъюнктура. Защищая каждого
члена  коллектива,  общее  требование в  то  же  время от  каждого члена
ожидает  посильного участия в  общей  коллективной борьбе  и  тем  самым
воспитывает  в  нем  волю,   закаленность,   гордость.  Уже  без  всякой
специальной  педагогической  инструментовки  в   коллективе  развивается
понятие о ценности коллектива,  о его достоинстве.  Именно в этом пункте
лежит  начало  политического воспитания.  Коллектив  дзержинцев осознает
себя как часть великого классового пролетарского коллектива, связанную с
ним  в  каждом  своем  движении.  Это  и  есть  политическое воспитание,
отличное or политического образования.
   В  этом же ощущении ценности коллектива заключается и  начало понятий
чести   и   долга   -   категорий,   которые   "олимпийцами"  назывались
соответственно "офицерской" и "буржуазной привилегией".
   Наше воспитание дает стране квалифицированного, культурного рабочего,
способного быть командиром в любой отрасли нашей работы, но способного и
подчиниться товарищу.  Еще  не  так  давно  "олимпийцы" описывали ужасы,
проистекающие от  нашего  командира (отряда,  группы),  который,  по  их
мнению,  обязательно душит инициативу,  обязательно насильничает.  А наш
командир  только  выборный  единоначальник,  правда,  обладающий большой
властью и  влиянием,  но связанный по рукам и ногам во всех тех случаях,
когда он начинает представлять личное начало. Отряд командиров- это тоже
коллектив, и командир есть только его уполномоченный.
   Насчет  инициативы -  коммунары  никогда  не  станут  слушать  пустую
болтовню, какой бы она ни казалась заманчивой, но без лишних слов примут
всякое  предложение,  которое  дает  путь  к  решению поставленной общей
задачи.
   Мы  также  протестуем  против  воспитания  деятельности,  построенной
только   на   "интересности".   Любопытно  послушать  прения  в   совете
командиров, когда разбирается заявление какого-нибудь новичка:
   -  Мне  в  этом  цеху  работать     неинтересно,  переведите  меня  в
механический.
   Такому "ребенку" сурово отвечают:
   -  Может,   собрать    оркестр?  Может  быть,  для    тебя  интересно
послушать музыку?
   -  Где ты был, когда мы строили завод и целый   месяц носили землю на
носилках? Думаешь, нам было очень интересно?
   - Может быть, для тебя и уборные убирать неинтересно?
   Новый коммунар,  впрочем,  скоро начинает понимать,  в  чем дело.  Он
приобщается  к  "буржуазной  категории"  долга.   Коллектив  требует  от
личности определенного взноса  в  общую,  трудовую и  жизненную копилку.
Рабочий  класс,   великая  Советская  страна  собирает  личности  не  по
договору,  не по найму,  не по интересу.  И  коммунары к  вопросам долга
относятся просто  и  уверенно -  это  естественная позиция пролетария по
отношению к своему классу.
   И  если этот класс,  и  наш коллектив,  и  сам индивид представляются
человеческими ценностями, в которых он не сомневается, возникает понятие
о  классовой пролетарской чести.  Нам остается коснуться одного вопроса,
наиболее жгучего  в  наших  педагогических спорах:  а  как  же  педагог?
Выходит,  что  все делает коллектив,  а  педагог для чего?  И  что может
гарантировать, что коллектив будет поступать как раз так, как нужно?
   Вопрос уместный.  Коммуна им. Дзержинского в 1930 г. вовсе отказалась
от воспитателей,  но это не значит,  что у  нас их нет.  Только здесь мы
будем говорить о коллективе педагогов. Нашим воспитательским коллективом
являются учителя, инженеры, мастера и инструктора, чекисты, члены нашего
правления  и   в  первую  очередь  и  главным  образом  -   партийная  и
комсомольская ячейки.  И  воспитание  коммунаров  достигается  не  путем
чьей-нибудь проповеди или нравоучений, а исключительно из жизни, работы,
стремления самого коллектива.  Эта работа и стремления определяются тем,
чем живет коллектив,  т.  е. нашей революцией, нашими пятилетками, нашей
борьбой за  экономическую независимость,  нашим  стремлением к  знаниям,
нашим рабфаком,  нашим упорядоченным,  вымытым,  вычищенным коммунарским
бытом,  нашей дисциплиной,  каждой минутой нашего напряженного,  полного
усилия,  смеха, бодрости, мысли дня, И поэтому - пусть педагоги пожимают
плечами. Эта физкультура уже немного запоздала.
   Мы   смело  глядим  в   будущее.   Образованный,   знающий,   умеющий
мастер-коммунар,  сознательный "хозяин"  Советской страны,  комсомолец и
большевик,  организатор и  командир,  умеющий подчиняться и приказывать,
умеющий бороться и  строить,  умеющий жить и  любить жизнь,  -  вот наше
будущее,   наш   вклад  в   грядущие  кадры,   какой  дает  коммуна  им.
Дзержинского.
   А  если нам  удастся еще перевоспитать нескольких педагогов,  это уже
дополнительная, внеплановая победа...


Сайт управляется системой uCoz